К вопросу о происхождении сословия государственных крестьян

Одной из составных частей новообразованного при Петре I сословия

государственных крестьян были однодворцы, «потомки мелких служилых

людей, поселенных когда-то на южной украинской границе... Мелкие

служилые люди – дети боярские, казаки, стрельцы и другие, – мало

отличавшиеся по роду своего хозяйства и жизни от крестьян, были положены

Петром в подушный оклад и превратились в низшее податное сословие

феодального государства»( «Государственные крестьяне и реформа П.Д.

Киселёва» Н.М. Дружинин)

Укреплявшееся в начале XVIII в. государство помещиков и торговцев

«подчинило членов нового сословия системе разнообразных правовых

ограничений и этим самым приблизило номинально свободных крестьян к

положению частновладельческих и дворцовых крепостных». Держатели

казённой

земли,

подчинённые

высшей

государственной

власти,

государственные крестьяне, находились под постоянным наблюдением

местных властей, следивших за своевременным поступлением платежей и

правильным ведением хозяйства, и были связаны круговой порукой,

обеспечивавшей исправную уплату подушной подати и оброка. «Было бы

ошибкой думать, – справедливо пишет Н. М. Дружинин, – что такое

положение

вещей

было

впервые

создано

указами

1719–1724

годов.

Петровское законодательство только укрепило и расширило сложившиеся

отношения, которые были унаследованы от XVII столетия».

Посвящая своё исследование значительно более позднему времени,

Н.М.

Дружинин,

естественно,

ограничился

сравнительно

краткой

характеристикой отношений, возникших ещё в XVII в., и лишь поставил

важный вопрос о происхождении сословия государственных крестьян.

В данной статье на примере стрелецкого войска, расквартированного в

XVII в. в южных городах Русского государства, попытаемся рассмотреть

положение мелких служилых людей и проследить связь с их потомками,

обращёнными Петром I в податное сословие.

Во многих оставшихся в южных городах бывших стрелецких слободах

в XIX в. жили государственные крестьяне (Новый и Старый Осколы,

Хотмыжск, Лебедянь, Линны, Шацк и др.). Другие города – Болховой,

Вольный, Карпов, Верхососенск, Усерд, Ольгиа – целиком превратились в

казённые

слободы.(Н.Семенов.Географическо-статистический

словарь

Российской империи.)

Стрелецкое войско как новое организационно-тактическое соединение

русской армии появилось в середине XVI в. и постепенно на протяжении

целого столетия – до середины XVII в. – приобретало всё более

существенную роль в организации военных сил Русского государства. На

южных и юго-западных рубежах находилось к 1651 г. 8760 стрельцов; вместе

с городовыми казаками и детьми боярскими, пищальниками, пушкарями и

другими

разрядами

мелких

служилых

людей

стрельцы

составляли

постоянную гарнизонную силу.

В Москве, по смете 1651 г., находилось 8030 стрельцов, а в западных

городах – 50905. Южное стрелецкое войско получало земельный оклад в

отличие от московских и западных стрельцов, которым полагалось денежное

и

хлебное

жалованье.

Земельный

оклад,

специфичный

для

южного

служилого

люда,

и

придавал

своеобразный

характер

повинностям,

сопряжённым с использованием данного вида «государева жалованья».

Историки, исследовавшие с середины XIX в. вопрос о землевладении

южных мелких служилых людей, и в частности стрельцов, считали, что

правительство наделяло служилых людей низших разрядов казёнными

землями на общинном нраве. К этому мнению примыкал и К. А.

Благовещенский. Наиболее полно по этому поводу высказался И. Беляев:

«Правительство стало зачислять в службу по прибору не на поместном праве,

а на тяглом, давая земли не на лицо, а на целые общины, или, как тогда

говорили, «на слободы», т. е. приборные люди стали населять слободы на

общинном праве владения с тем, чтобы земля, отчисленная на слободу,

навсегда и оставалась за известной общиной приборных служилых людей, за

которую они должны были нести определённую казачью, стрелецкую,

пушкарскую и другую службу». Таким образом несение военной службы

было исключительно обязанностью, возлагавшейся за владение землёй.

Наиболее

интересные

соображения

о

характере

стрелецкого

землевладения высказал П. П. Смирнов. По его мнению, южные уездные

мелкие служилые люди (казаки, станичники, атаманы и др.) получали землю

на поместном праве, а для служилых людей по прибору в городских слободах

характерной была коллективная форма «данного» владения землёй, которая

также именовалась «указной», «отводной», «государевой» и, как правило, не

называлась поместной.

Характеризуя эту форму землевладения, П. П. Смирнов справедливо

писал: «Собственно, земли отводились даже не тому или другому служилому

человеку, а отделялись на содержание целой группы служилых людей, по

расчёту на их иногда предполагаемое число. Правительство распоряжалось

землями и запрещало их продавать... При таких условиях владения землёй

служилых

приборных

людей

трудно

даже

говорить

об

их

праве

собственности на эту землю: право собственности оставалось за государем,

который

употреблял

известную

часть

своих

земельных

богатств

на

содержание ратных людей».

Правительство очень последовательно перевело почти все стрелецкие

гарнизоны, составленные в значительной степени из беглых крестьян, на

земельное довольствие (жалованье), а затем обязало всех стрельцов за

предоставленную им землю нести феодальные повинности, ничего общего не

имевшие с ратной службой. Таким образом, преобразование Петра I, по сути

дела,

только

юридически

оформило

уже

сложившиеся

отношения.

Деятельность правительства в этом направлении отражала кроме того общую

тенденцию

обеспечить

вообще

всех

ратных

людей

землёй,

«чтобы

государевой казне не было большой потери».

Однако, выражая готовность расплачиваться со служилыми людьми

землёй, правительство прекрасно понимало разницу между служилыми

людьми-дворянами, чьи земли обрабатывались зависимым крестьянством, и

мелкими служилыми людьми «по прибору», сплошь да рядом выходцами из

того же крестьянства, которые могли добывать средства к существованию

только своими собственными руками. Правительственные органы и не

собирались ставить мелких служилых людей в положение, хотя бы

юридически приближающее их к привилегированному классу.

Имеющиеся

данные

позволяют

сделать

определённый

вывод:

подавляющее большинство южных стрелецких гарнизонов обеспечивалось за

службу землёй. Исключение составляли только крупные города, где, помимо

стрельцов, было ещё много других служилых людей и в связи с этим не

хватало пригородных земель.

Несомненно, что так как вокруг городов больше удобной земли не

было, правительство пыталось вывести стрельцов за пределы города, что

было несовместимо с их городовой службой. Этот произвол разрядных

властей обусловливался не только нуждой в подгородной земле, но вытекал

из всей системы земельного обеспечения стрельцов. Стрельцам в отличие от

поместных служилых людей земля отводилась не на каждого отдельно, а на

слободу в целом, в зависимости от наличного годного к службе состава

стрелецкой слободы. Отмежёванные земли не закреплялись за слободой

навечно. Разряд оставлял за собой право перемежёвывать эту землю по

своему усмотрению, причём в случае уменьшения числа стрельцов лишняя

земля соответственно могла быть отмежёвана от их слободы. Таким образом,

разряд при наделении стрельцов землёй стремился, как правило, установить

только необходимый прожиточный минимум на одну стрелецкую семью.

Таким образом, стрелецкая слобода могла арендовать землю, но не

имела никакого права на неё, хотя бы и отмежёванную ранее. Писцовые

книги показывают, что в тех случаях, когда в городе не нужно было

«испомещать» новых служилых людей, писцы, несомненно руководствуясь

правительственными

указаниями,

могли

дать

стрельцам

возможность

обрабатывать больше земли, чем им полагалось по окладу, причём, главным

образом за счёт «дикого поля». Эта дополнительная, «примерная» земля

отводилась стрельцам и в прямо фискальных интересах и в интересах

освоения диких, ковыльных степей или для поддержания пашни в

культурном состоянии. Стрельцы использовались не только как ратные

люди, но и как рабочая сила, подготовлявшая земли для новых служилых

колонистов

южной

окраины.

Иногда

«примерная»

земля

отводилась

стрельцам с целью обеспечить их детей, поступавших на службу.

Как наименее обеспеченная категория служилых людей, стрельцы

больше всего страдали от нового налога. Недаром один разрядный документ

1682–1683 г. признавал, что хлеб «за службами и за разорением и хлебным

недородом ни в котором году в зборе сполна не бывал». Это отмечали и

местные

административные

лица.

Так,

белгородский

воевода

Г.

Г.

Ромодановский вынужден был поставить вопрос об обеспечении стрельцов

денежным

и

хлебным

жалованием.

В

1670

г.

он

писал

Алексею

Михайловичу, что белгородские стрельцы были на службе «со 176 года

беспрестанно, да у них же, государь, братья их и дети все взяты в твою,

великого государя, стрелецкую службу, и без них пашен их пахать было

некому».

В связи с вопросом об обеспечении стрелецких хозяйств рабочими

руками следует отметить, что в своих сказках о семейном и хозяйственном

положении стрельцы никогда не упоминают о наличии у них в хозяйствах

крепостных. В очень редких случаях упоминаются работники или лица,

участвующие в ведении хозяйства на каких-то договорных началах –

свойственники.

Стрельцы не имели формального права владеть крепостными, так как

не входили в состав городового дворянства, хотя случаи такого перехода не

были редкостью; однако в последнем случае стрелец становился сыном

боярским и покидал, естественно, стрелецкую службу.

Изучение южного стрелецкого землевладения приводит к мысли, что

оно представляло собой особую, присущую городовому приборному люду

форму землевладения, которая позволяла сочетать содержание ратных людей

и

феодальную

эксплуатацию

этих

же

ратных

людей.

Эта

форма

землевладения

появилась

в

результате

коллективного

«испомещения»

служилых приборных людей в городах. Наравне с исполнением ратной

службы служилые люди обязаны были обрабатывать своими силами или

силами своей семьи определённый, по сравнению с уездными ратными

людьми весьма незначительный, сведённый до минимума (особенно в конце

XVII в.) земельный надел, причём находились под постоянным наблюдением

местных административных лиц. Сверх того эти служилые люди несли

целый ряд феодальных повинностей, в том числе платили натуральный

оброк, вытекавший, по мысли правительства, из их весьма условного права

владения землёй. Подобное «испомещеяие» по своей идее скорее всего

можно сравнить с военными поселениями начала XIX века.

В землевладении стрельцов можно найти какие-то общие черты с

общинной и поместной формами землевладения, однако ни в коем случае

недостаточные для отождествления стрелецкого землевладения с той или

другой из указанных форм. Формально надел давался стрельцу, как и

поместья – дворянам и детям боярским, за ратную службу. Но в отличие от

поместных землевладельцев и даже уездного казачества наделы стрельцов

были во много раз меньше и приравнивались скорее к наделам среднего

крестьянства. Стрелец никогда не получал надбавок к своему наделу и не мог

его обменять, так как постоянно был хозяйственно (пашнями, покосами,

лесными дачами) связан со всей слободой.

По своему положению стрельцы резко отличались от поместных

служилых людей. Не имея никаких других рабочих рук, кроме собственных,

стрельцы подвергались феодальной эксплуатации, облагались натуральными

поборами, а хозяйства их, как и земли стрелецкой слободы, состояли под

постоянным правительственным надзором.

Как указывалось выше, земельный надел стрельца назывался в

приказных бумагах, «службой», «окладом», реже – «поместьем». Однако в

последнем случае эта формулировка ничего общего не имела с понятием о

дворянских поместьях. Н. А. Благовещенский объяснял, что у мелких

уездных землевладельцев, позднейших однодворцев, название «поместье»,

«починок», «служба», «чин», «станица», смотря по местности, означало не

что иное, как совокупность нескольких земельных полос, разбросанных по

всему полю в известном порядке, установленном общиной. Понятия эти,

подмеченные Н. А. Благовещенским, не относятся к городским жителям, но,

по-видимому, они сохранялись с более ранних времён и были характерны

для всего мелкого южного служилого люда.

Таким образом, при полной условности своего владения землёй

стрелец превращался в такого же обязанного в отношении владения землёй,

каким он был в отношении ратной службы. Несомненно, что стрелецкое

войско на юге во второй половине XVII в. особенно испытывало гнёт

феодально-крепостнической эксплуатации. Натуральный оброк, обработка

десятинной пашни являлись первыми этапами закрепощения. «Процесс,

протекавший на юге, был тождественен по своей сути общему процессу

закрепощения. Он проходил на окраинах государства медленнее и в

своеобразной форме, соответственно потребностям обороны границ и

феодальной эксплуатации, но целиком отвечал словам Б. Д. Грекова:

«Уложение, конечно, не приостановило дальнейшего процесса углубления и

расширения крепостнических отношений. Они, эти отношения, продолжали

развиваться и во второй половине XVII и в течение всего XVIII века».

Рассмотренное нами положение южного стрелецкого войска приводит

к мысли, что это положение и было одной из причин, обусловивших общий

кризис стрелецкого войска, в чём крепостническое правительство убедилось

на опыте постоянных стрелецких волнений середины и второй половины

XVII века.